Кто-то из детей пошел по твоим стопам?
Анфиса работает у Касперского. Она любит коллектив, высокие технологии. Она дико креативна, из нее прямо бьет источник энергии. Евдокия выбрала биологию. В частности… как же называется это странное направление… (Задумывается.) А, орнитологию — вот. (Смеется.) Я не понимаю ее. Но ей пока нравится, сейчас она на последних курсах института. Ездит куда-то на практику в экспедиции. Варька поступила в Первый медицинский институт имени Сеченова, на лечфак. Сейчас учит латинский язык. С ребятами тусят у нас дома. Кошмар, они за неделю должны выучить 800 латинских слов! С одной стороны, ужасаюсь, с другой — восхищаюсь. Вспоминаю свои студенческие годы — я был одним из самых счастливых людей на свете. И Оксанка тоже. Мы тут друг другу признались, что все было клево и что мы завидуем Варьке. Жалко, что нельзя опять студентами стать. Дальше поменьше — Васька, он в десятом, Нюшка в восьмом, Савва в пятом. Надо подождать, посмотреть.
Но ты доволен выбором старших?
Слава Богу, да. Очень доволен. Мне нравится все, что связано с прогрессом и эволюцией. Лечить людей — благородно. У меня отец лечил людей. Высокие технологии — за ними реальное будущее. Орнитология — я не знаю, как к этому относиться, но, с другой стороны, сам факт такого странного выбора говорит о том, что дочь искренне это любит. Мне нравится их подход. Они не ищут денег и славы. Они понимают, что это самопроизвольно наступит, если они добьются результатов в своей профессии.
Идеальный вариант…
Слава тебе, Господи. Я готов работать еще сколько угодно — сниматься, что-то делать, да хоть мешки таскать, — лишь бы у них подольше продлился этот идеалистический период, в котором они формируются как люди. Вот Вася уже с барышней гуляет. Я в десятом классе был кургузый и низкорослый чувак, крайне неприятный, как мне казалось. И я быстро понял, что, пока не начну сам зарабатывать деньги, о девчонках мне и задумываться не нужно. И у меня образовался огромный сегмент времени на чтение классической литературы, на посещение театров.
Твои давние закадычные друзья — Михаил Ефремов, Гарик Сукачев, Федор Бондарчук, Тигран Кеосаян — к пятидесяти добились больших высот в профессии, в статусном плане. В твоих с ними отношениях что-то поменялось?
Не-а! Отношения остались такими же, и они остались такими же — полупанками. У Тиграна армянский панк со всеми вытекающими: костюмчик, блестки, все как надо. У Федора — рублевский панк. У нас с Горынычем (Гарик Сукачев. — WomanHit.ru) — тушинский панк. Никто не изменился. Компания все та же. Дни рождения все те же. Уже давно мы не оговариваем, когда спать уходим, если вечеринка, — потому что всем наплевать. Табор и табор. Орда — правильно нас называют. Но нас уничижительно пытаются так обозвать интуристы. А на самом деле так и есть. Орда — это хорошо. Во-первых, мы легки на подъем, в бытовом плане. Замечательно, если у тебя «голда» размером с унитаз, но если этого нет, тоже хорошо. Вздулась консерва — хорошо, фуагра — тоже неплохо. У нас особый взгляд на окружающий мир.
Он не потребительский, живем и живем. К тому, к чему мы приходим с рождения — здесь и сейчас, — те же самые буддисты стремятся всю свою жизнь. А мы вынуждены так жить. Слишком много всего вокруг. И слишком каждый из нас ярок в силу того, что опять же много всего вокруг. Англосаксы — там вот рыночные отношения, у них все понятно: кто богаче, тот и краше. А у нас нельзя сравнить миллиардера и художника. Кто из них круче? Миллиардер, весь в блестках, на золотом «Майбахе», и гундявый сопливый чувачок, который ездит на старой «Яве» в районе улицы Свободы в Тушине, — кто из них круче? Не факт, что первый! Тут вопрос тонкий, всегда требует личного отношения. Мы — последнее поколение романтиков. В юности каждый искренне хотел стать Тарковским. Мы зачитывались отфотографированными страницами «Мастера и Маргариты» из журнала «Октябрь». Мы знали, что, если менять в магазине две пустые бутылки из-под лимонада, тебе дают одну полную. При этом мы могли днями ходить по Москве под впечатлением от книги «Москва и москвичи». А параллельно, например, отлить «свинчатку», чтобы потом в овраге дубаситься с ребятами из соседнего района. Еще считалось крайне зазорным сделать что-то нехорошее по отношению к девочке. Мы испытывали к ним пиетет. Понимали, что мужик не может сам реализоваться полностью. Как бы там ни было, все равно он — отец, хозяин, а без женщины это невозможно. Нет почвы. Настоящий русский мужик не умеет жить для себя.
