Журнал пип шоу: Журналы эротика. пип-шоу, 2004 г, 2005 г, 2006 г купить в Москве | Хобби и отдых

Мы рекомендуем мыть большую часть наших товаров наизнанку в холодной воде, а затем сушить в вешалке.

HYV не несет ответственности за любые повреждения, которые могут возникнуть в наших товарах после стирки.

У HYV есть политика возврата exchange only для любых подходящих неношеных / немытых товаров, а также неиспользованных носителей.

Следующие товары являются окончательными и не подлежат возврату / обмену:

• Толстовки с круглым вырезом
• Трусики / нижнее белье
• Спортивные штаны
• Носки
• Маски для лица
• Плакаты
• Шапки
• Зажигалки
• ВСЕ цифровой контент

Если вы сочтете необходимым обменять какую-либо часть вашего заказа, свяжитесь с нами через чат в правом нижнем углу этой страницы, и мы поможем инициировать процесс обмена.Обратите внимание, что вы будете нести ответственность за все почтовые расходы, необходимые для доставки ваших товаров в наш центр выполнения и обратно. Как только ваш возвращаемый товар будет получен и одобрен в нашем центре выполнения, мы отправим вам ссылку для оплаты новой стоимости пересылки. Как только он будет оплачен, мы отправим ваш обмен!

У вас есть 14 календарных дней с даты доставки, чтобы запросить обмен или замену поврежденного товара.

Обратите внимание, что свисающие / незакрепленные нити на одежде не считаются уважительной причиной для возврата / обмена.

Если вы хотите отменить свой заказ до его отправки, свяжитесь с нами через чат в правом нижнем углу этой страницы как можно скорее, чтобы мы могли обработать вашу отмену до того, как ваш заказ будет выполнен. Обратите внимание, что все запросы на отмену не гарантируются и будут обрабатываться в индивидуальном порядке. Несмотря на вышесказанное, возврат денежных средств рассматривается в индивидуальном порядке и подлежит исключительному усмотрению HYV.

Если была нажата / открыта ссылка на цифровую загрузку, это без возмещения .Есть абсолютно без исключений.

пип-шоу | Джейми Бергер | Выпуск 350

Я понимаю, что секс должен быть мирным, добрым и любящим, но как насчет того, что меня возбуждает и одновременно отталкивает?

— Лиза Палац, Край кровати

Мужчины [которые часто посещают пип-шоу] этого не знают, но тайком ходят в церковь. Они ищут отпущения грехов, принятия, сострадания, доброты и заботы со стороны доброжелательной, дружелюбной женщины — тем лучше, если она будет красивой.Они считают себя принципиально непривлекательными из-за своей сексуальности. . . . Признание и понимание этим мужчинам вместо отвращения и насмешек — самый важный аспект секс-работы.

— Нина Хартли, «Бодхисаттвы среди нас»

Осенью 1997 года мой друг Г. попросил меня прочитать мою работу на благотворительном мероприятии в Сан-Франциско. Г. — радикальная квир-женщина. Я гетеросексуальный белый мужчина.Я хмыкнул, хмыкнул и попытался уклониться от ее приглашения. Я сказал, что занят, что давно ничего не писал. Я даже сказал ей, что просто не хочу этого делать, но она не купилась на мои оправдания. По правде говоря, я не стремился быть обычным белым мужчиной в шоу. Дело не в том, что мне некомфортно в радикальном квир-мире. (Хорошо, может быть, мне немного неудобно.) Мне просто совершенно неинтересно выступать перед этим сообществом и с гордостью представлять патриархат.

Однако до мероприятия оставался месяц, и я согласился.Слишком быстро наступила неделя шоу. Мое имя было на листовке, и я понятия не имел, что буду читать. Вместо того, чтобы что-то писать, я тратил много времени, пытаясь придумать правдоподобный предлог для спасения: сломанная конечность? Мертвый родственник? Ларингит? По мере приближения свидания я с тревогой перебирал старые школьные стихи, вытаскивая несколько «хороших»: о моей матери и метели, о бывшей девушке, которую вспоминают с любовью, о долгой ночной поездке, наполненной обнадеживающими мыслями о будущем. .Эй, одетые в кожу лесбиянки, такие как матери и бывшие подруги, и обнадеживающие мысли о будущем, верно?

Однако в глубине души меня подталкивало новое сочинение, над которым я работал. Это был рассказ под названием «Близко», и это была первая написанная мной художественная литература, которая мне действительно понравилась; Кроме того, это была худшая из возможных пьес для этого конкретного шоу.

«Близко» — это дневник музейного охранника по имени Генри, неухоженного, неухоженного, с маслянистым лицом, бросившего колледж в возрасте сорока с небольшим лет.Социально некомпетентный и совершенно изолированный, Генри делит свое время между домом, работой и совместным пип-шоу на Таймс-сквер, где он влюбляется в фигуристую славянку, сценическое имя которой — Надя. История включает в себя несколько сцен, в которых Генри участвует в единственной известной ему форме близости: мастурбирует, неловко прикасаясь к груди Нади через иллюминатор кабинки для пип-шоу на уровне глаз. Я представлял, что мне будет трудно читать вслух «Close» где угодно — не говоря уже о публике хардкорных дайков — из-за боязни оскорбить людей и раскрыть слишком много личных знаний о стриптизершах и пип-шоу, вроде знания это можно узнать только из первых рук.

Я росла единственным ребенком в семье двух ученых, профессора английского языка-феминистки и философа морали. Вместе мы сформировали леволиберальную семейную ячейку, ценности которой включали твердую позицию против расизма, сексизма, гомофобии и социальной несправедливости. Хотя семейные ценности Бергера были этическими принципами, а не моралистическими ограничениями, они порождали столько же вины и стыда, сколько католическая доктрина.

Мои родители не установили четких правил, запрещающих употребление алкоголя, наркотиков и ругань.(Что ж, слова, которые были оскорбительны для различных угнетенных групп, были запрещены. И слово отстой также было недопустимым, я думаю, потому что оно унижало сосунка, как в словосочетании «хуесос», то есть женщина или гей. мужик Но ебать было приемлемо в умеренных количествах — на самом деле, я почти уверен, что впервые услышал это слово от мамы.) Если оставить в стороне проблемы гражданскими свободами, оба моих родителя определенно были против порнографии. Так что, естественно, я нашел это невероятно заманчивым. После недолгой одержимости запрещенным игрушечным оружием — я обменял несколько ценных машинок из спичечных коробок на пару тяжелых металлических игрушечных пистолетов — я быстро перешел к глянцевым страницам Playboy и Penthouse .Вскоре я совершил прыжок к более жестким и противным Hustler и Club .

Я украл свой первый Hustler из дома Тома Дентона однажды ночью, когда учился в восьмом классе. Дентон был нежным гигантом, звездным футбольным лайнменом, который легко и без злого умысла бросал противников — это именно то, что вы сделали. Тогда игра закончится, и он снова станет своим большим, безобидным, упрямым «я». Винный шкаф Дентонов всегда был полностью заполнен и открыт для рейдов. На столе для пинг-понга в комнате отдыха лежал бонг.И, что меня больше всего волнует, Том оставил порно просто валяться на открытом воздухе. Однажды ночью я сунул Hustler в потайной карман на молнии моей куртки.

У меня до сих пор где-то есть обложка этого журнала с фотографией дьявольской блондинки в блестящей красной коже, с запрокинутой головой и ртом в форме буквы «О. откровенная похоть. Этот образ — захватывающее сочетание боевого и покорного — противоречил всему, чему меня учили.Эта женщина была объективированной и любила это. Она была возбуждена. Она не хотела, чтобы ее любили нежно. Она хотела — нет, ей нужно было — чтобы ее взяли, чтобы ее трахнули и жестко трахнули. Это было так неправильно, так запутанно — и так чертовски горячо .

Изображения в журнале вызвали похожие противоречивые чувства, волнующие и тревожные. Во время моих первых попыток подрочить фотографии я сосредоточился на мягкой гладкости груди и живота, ног и задниц, отводя взгляд от розовой мясистой влажности.Научиться любить изображения женских гениталий было все равно, что научиться любить вкус выпивки. Картинки в Hustler горели как бурбон. Я начал с маленьких глотков.

Я открыл для себя Таймс-сквер в прямом эфире! НЮ! ДЕВУШКИ! Однажды поздно вечером, когда я был на первом курсе колледжа, после панк-рок-шоу в Roseland Ballroom, я был в разгаре своего расцвета. Я гулял по центру города с моими пресыщенными друзьями из Нью-Йорка (я недавно приехал из северной части штата, все еще с широко открытыми глазами, только начинал открывать для себя великолепие большого города), когда мы прошли мимо пип-шоу на 42 ^nd Street.Я был очарован. Конечно, я ни за что не собирался признавать, не говоря уже о том, чтобы потакать своему увлечению компанией моих друзей; это было бы не круто на многих уровнях. Но после той ночи, по крайней мере, один раз в неделю, я ездил на метро в центр города и провел несколько тревожных и виноватых часов, прячась за пределами пип-шоу за пип-шоу на позднем осеннем холоде, украдкой поглядывая в окна и ужасно желая зайти внутрь. но всегда струсил и направлялся обратно в город, в свое убежище в колледже. Чего я так боялся? Точно не могу сказать.Что я буду «грешить»? Что меня поймают? Что меня внезапно затянет в водоворот полураздетых женщин, которые презирают меня и заманивают отдать им все мои деньги на работу и учебу только для того, чтобы в конце концов разочаровать меня? Что-то в этом роде.

Наконец, однажды ночью я выпил пару кружек пива, набрался нервов и вошел в Show World на углу 42 ^nd Street и Eighth Avenue, наименее захудалых и самых законных на вид торговых центров порнухи. . Я помню люминесцентные лампы и журналы, на обложках которых было видно фактическое проникновение.У него было гротескное очарование уличной драки или автомобильной аварии. Мигающая разноцветная стрелка с надписью «Живое шоу» указывала наверх.

В тот первый день я не поднялась наверх, но пошла вскоре после этого, к маленьким витринам вроде тех, что в моем рассказе «Близко». Это первое вторжение было одновременно неудовлетворительным и мучительно волнующим. После этого я практически убежал, повторяя про себя: Я свинья. Я плохой, плохой человек. Я никогда, никогда не сделаю этого снова. Я свинья. Я плохой, плохой человек — моя светско-гуманистическая Богородица.

С тех пор я возвращаюсь на пип-шоу более или менее регулярно: десять лет в Нью-Йорке и еще двенадцать в Сан-Франциско. Когда паника и стыд утихли (но, конечно, никогда полностью не исчезли, особенно стыд), я постепенно научился получать от этого мира то, что хотел и в чем нуждался. Мне было трудно найти исполнителя пип-шоу, которого я так жаждал. Конечно, она должна была быть кем-то, кого я считал физически привлекательным, но, что более важно, она должна была смотреть мне в глаза и казаться видеть меня, чтобы охотно принять мой взгляд, мое признание.

Сцены пип-шоу в «Близко» призваны показать, насколько несчастен Генри в своей изоляции, как сильно он нуждается в человеческом контакте, который он наконец находит с молодым посетителем музея. Хотя он вызывает сочувствие, Генри остается объективным, прямым белым мужчиной, который ежедневно дрочит стриптизершам. «Близко» — это мемуары человека, которого можно легко (если опрометчиво) назвать женоненавистником, но которого должны рассматривать как изгоя, урода, человека, для которого порно и стриптизерши служат явно улучшающей цели.Во взаимоотношениях Генри с Надей отсутствует унизительная двусмысленность, присущая его другим взаимодействиям с женщинами или с людьми в целом. Он платит ей; она дает ему то, что ему нужно.

По сей день я ни разу не видел, чтобы мой отец смотрел на женщину. Каким-то образом я всегда знал, что это не из-за отсутствия желания с его стороны, а скорее из-за изобилия принципов: это то, чего вы просто не делаете. Однажды привлекательная молодая женщина, работающая за прилавком магазина, была чрезвычайно дружелюбна, даже кокетлива с моим отцом (который очень похож на Пола Ньюмана), и, когда мы вышли из магазина, он сказал: «Какая яркая молодая женщина. .«Послание, как я его истолковал, заключалось в том, что женщина должна быть умной или интересной в каком-то другом, нефизическом смысле, чтобы она нравилась мужчине, и только после того, как она будет оценена как человек, она сможет стать … может быть, когда-нибудь — физически желанным. Конечно, никогда не объективировал, но желал. Хотя я не думаю, что мой отец открыто пытался преподать мне этот урок, я, тем не менее, усвоил его.

Я и представить себе не мог, что мой папа когда-нибудь позволит себе думать, не говоря уже о Вау, это какие-то сексуальные глаза или, не дай бог, Что за стойку на этой бабе. Часть меня гордится им и хочет последовать его примеру. Другой части нравится верить, что он может ухмыляться и фантазировать с лучшими из нас — или, возможно, я должен сказать худшими из нас. Самое главное, со мной.

В то время, когда я был юным пип-шоу, в самых захудалых местах Нью-Йорка маленькие окна кабинок были без стекол, и посетителей настоятельно поощряли протягивать руку и за небольшую плату дотрагиваться до танцоров. Эти женщины на самом деле не танцевали. Они сидели обнаженные на стульях на сцене, выглядя сверхъестественно скучающими, и едва собрались с силами, чтобы пробормотать: «Чаевые, дорогая?» в акцентах от Бронкса до Праги.Если ты сказал да, она подошла бы к твоему окну. (Окна нескольких разных кабинок открывались бы на одну и ту же возвышенную сцену.) «Вверх или вниз?» она спросит. Это стоит дороже за пух. Сначала я вообще не хотел трогать — черт, я даже не хотел трогать дверную ручку будки — но единственный способ получить стриптизершу (они на самом деле тоже не раздевались; они были голыми с самого начала) Подойти к окну значило дать чаевые, и если вы хотели дать чаевые, но не трогать, что ж, это считалось странным.

Сначала я нашел этот опыт отвратительным и грязным — некоторые танцоры даже вытирались мокрым вздором после каждого клиента — но я продолжал возвращаться.Это был другой вкус, и я его усвоил. Я всегда шел «вверх», чтобы женщина становилась на колени до моего уровня, где я мог держать грудь и, что более важно, смотреть ей в лицо. Если мне повезет, она может оглянуться назад.

Мне никогда не нравились модные стриптиз-клубы. Я хожу на пип-шоу, чтобы не расслабиться или поговорить с женщинами. Я могу сделать это в другом месте. Я хожу в первую очередь, чтобы выйти, а этого просто не бывает в дорогих «джентльменских» клубах — по крайней мере, без гораздо большего количества денег, чем я могу потратить.В модных клубах всегда есть чаевые, и на это у меня тоже никогда не было денег. К тому же, если мужчина дает чаевые в модном клубе, танцовщица будет танцевать для него и разговаривать с ним, даже если он ее отталкивает — в конце концов, он платный клиент — и присущая этой сделке искусственность больше, чем моя приостановка недоверия. может справиться.

На современных фестивалях, в отличие от шоу на Таймс-сквер в моей юности, нет чаевых и нет прикосновений к танцорам. И хотя это, несомненно, коммерческое взаимодействие, баланс сил мне немного больше нравится.Я как пленник в своей маленькой будке, похожей на клетку: танцовщица может выбрать, подходить ли к моему окну или нет, и, оказавшись там, она не связана деньгами и не находится под их влиянием; она может остаться и танцевать для меня, пока я не закончу, или она может просто уйти. Это позволяет мне почувствовать, что, как бы невероятно это ни звучало, однажды в самой голубой из синих лун танцор может действительно наслаждаться нашим бессловесным взаимодействием. Часть меня хочет верить, что если я смогу установить хотя бы малейшую связь с женщиной в этой ужасно сексистской и коммерциализированной среде, мне каким-то образом можно будет простить мою вечную объективизацию и бессмысленную похоть.Зрительный контакт стриптизерши может приносить сексуальное удовлетворение и даже духовное удовлетворение, что невозможно воспроизвести за пределами этого уникального контролируемого пространства.

На полу будки для пип-шоу: чужая мужская сперма с устрашающе чистым отбеливающим запахом. Ткани. Кварталы, которые мужчины бросили и не собирались забирать. Презервативы, некоторые от пар, которые занимаются сексом в кабинках, но также, я думаю, от мужчин, которые на них дрочат. (Что кажется удручающим: зачем кому-то дрочить на презерватив?)

Однажды в грязи лежала запачканная спермой двадцатидолларовая купюра, и я придумал, как она туда попала: я представила хакид-яппи, нервно смеющегося над слишком реалистичными женщинами с другой стороны. сторона стекла.(В конце концов, это шоу на четверть, а не в соседнем шикарном клубе Hustler Club Ларри Флинта.) Он смеется, потому что это слишком много, чтобы справиться с ним иначе. Я представил, как он дрочит, хотя танцоры даже отдаленно не похожи на Памелу Андерсон. ( Чувак, я здесь, почему, черт возьми, нет? ) Затем, когда он закончил, он понимает, что ему нечем очиститься, и, снова посмеиваясь, достает банкноту, которая немного раздражает, но делает работа достаточно хороша, чтобы он мог засунуть свой член обратно в докеры.Он смеется в третий раз, представляя какого-то бедного маленького иммигранта, который не сможет удержаться от того, чтобы забрать липкую двадцатку: он попал в руки другого человека.

Эта история утешает меня: я не так плох, как мой воображаемый яппи, думаю я, дергая свой член, глядя через толстое стекло на красивую круглую задницу, пару покачивающихся бедер. Я действительно совсем другой человек. Я больше похож на женщин, которым дрочу, чем на него. А потом, когда я собираюсь отпустить, я думаю, Эй, I уронили тот счет?

За несколько месяцев до получения пособия, в котором я должен был читать свою работу, я посещал знаменитый клуб Lusty Lady в Сан-Франциско два или три раза в неделю.У меня была собственная «Надя», стриптизерша, сценическое имя которой было Сассафрас. Я знал ее график и соответственно планировал свои посещения. Она была невысокого роста, лет пяти-трех, с каштановыми волосами до плеч, полной грудью, веснушчатым кошачьим лицом и тлеющими кошачьими глазами, которые были почему-то одновременно знойными и добрыми. Но на меня это повлияло не столько то, как она выглядела — пип-шоу наполнены женщинами, которых я считаю физически привлекательными. То, как она смотрела на меня , сделало ее идеальной.

Как только я закрывал дверь и вставлял свою первую четверть в прорезь, она сразу подходила, мягко улыбалась и начинала танцевать для меня. В конце концов она опускалась на колени, чтобы быть на уровне моих глаз, просто смотрела на меня, держала свои груди руками и слабо жужжала. Через стекло я никогда не мог разобрать, что она напевает, просто это была не песня Jane’s Addiction или Prince, играемая через акустическую систему. Я никогда не был уверен, знает ли она, что я ее слышу, но это жужжание было для меня самой сладкой и сексуальной вещью.И, что лучше всего, она смотрела на меня так, как будто она действительно видела меня, как будто она изначально знала и была счастлива дать мне то, что мне было нужно: принятие, прощение, освобождение. Я нашел своего идеального духовника.

Однажды я пошел к Похотливой Леди, и Сасс (как я любил думать о ней; «Сассафрас» отдаленно не отдавал ей должное) танцевал у другого окна. Я обнаружил, что мне нравится смотреть, как она танцует для другого мужчины, хотя она и не подозревает, что я был там. Это как-то нелепо чувствовать себя вуайеристом на пип-шоу, но я чувствовал себя так, будто я действительно подглядывал.Время от времени я видел лицо мужчины через окно. Это был невысокий пожилой мужчина азиатского роста, он вытянул шею, чтобы взглянуть на нее широко раскрытыми глазами. Затем она повернулась к нему спиной и повернулась ко мне лицом, и когда я увидел ее лицо, я понял, что она не напевает.

Вскоре другой мужчина ушел, и Сасс подошла со своей обычной теплой озорной улыбкой. На этот раз она для меня совсем не танцевала, просто сразу же опустилась на колени, поднесла лицо прямо к окну и начала раскачиваться, и гудеть, и гудеть, и гудеть.

Имена радикальных феминисток, таких как Кэтрин Маккиннон и Андреа Дворкин, были мне знакомы даже в подростковом возрасте по подслушиванию женской группы моей мамы. Сидя наверху лестницы в пижаме, я узнал, что тысячи лет патриархата с его буквальным и метафорическим сексуальным рабством причинили женщинам неизмеримую несправедливость. Я также узнал, что мужчины развязывают войны и являются источником насилия, жадности, ненависти, убийств, изнасилований и всего прочего ужасного в мире.

Семидесятые годы были гиперболическим временем для женского движения, и хотя теперь я знаю, что моя мать не собиралась учить меня, что мужчины — зло сами по себе, я усвоил этот урок. Я начал думать о проникновении как о насильственном действии. Когда я стал старше, я начал видеть себя угнетателем по умолчанию и — хотя сегодня это может показаться мелодраматичным и гипер политкорректным — своим пенисом как орудием этого угнетения. Позвольте мне сказать вам, что это сильно повлияло на мое удовольствие от секса (не говоря уже о моем выступлении), но это значительно усилило стремление (а впоследствии и позор) заниматься порнографией и стриптизершами.

За день до страшного субботнего благотворительного чтения у меня была готовая к употреблению небольшая пассажа чувствительно-мужских стихов, но неприятная мысль проникала в мой мозг: я должен прочитать «Близко», мою историю о музейном охраннике, вместо.

Я боролся с порывом изо всех сил, не мог поверить, что даже обдумывал его. Но я также хотел прочитать лучшие работы, которые у меня были, и, несмотря на мои опасения, история в каком-то смысле была абсолютно подходящей для сексуально радикальной и политически заинтересованной аудитории, которую я представлял.Той ночью я спросил жену, стоит ли мне ее прочитать.

Лирическое отступление: Да, я был женат в период моей похотливой леди. Моя жена не только знала о моих визитах и ​​принимала их, но и поощряла их и восхищалась моими описаниями того мира и порно в моей коллекции. Теперь моя бывшая, она всегда отождествляла себя с мужчинами и мужественностью. Ее отец — сильный и безмолвный кардиохирург. Все четыре ее брата — великие спортсмены, просто выдающиеся личности, которые своими руками создают красивые и прочные вещи.Во многих отношениях мой бывший пытался быть — и во многих случаях ему это удалось — пятым мальчиком в ее семье.

Итак, я, который никогда не изучал мужское искусство слесаря ​​и плотника, был женат на женщине, которая стала профессиональным плотником, художником и подрядчиком, чтобы дополнить заметно менее прибыльную карьеру танцора и хореографа. Когда мы переделывали полы, она не позволяла мне обращаться с большой громоздкой ленточной шлифовальной машиной и не позволяла мне дотронуться до кисти, когда красила нашу квартиру, хотя она была достаточно любезна (или достаточно покровительственна — вы звоните), чтобы позвольте мне отшлифовать пару стен — после чего она поправила мою работу.

В идеальном любовнике она хотела, чтобы кто-то был больше, сильнее и жестче, чем она, чтобы она чувствовала себя более женственной. Я едва соответствовал физическим требованиям. Мои извращенные пристрастия были моей самой мужской чертой и компенсировали мои более женственные качества, например, следить за тем, чтобы она платила парковочные талоны, чистила зубы, приходила к врачу и отвечала на телефонные звонки. Она красила стены, а я расставила мебель и повесила картины именно так.

Когда я спросил жену, стоит ли мне читать «Закрыть» на пособии, она ответила, что не понимает, почему бы и нет.Я пытался объяснить, почему бы и нет: то есть, что они меня ненавидят, вот почему. Она все еще этого не видела. «Это отличная история», — сказала она. «Прочтите это. Что худшего может случиться? »

Я повторил: «Худшее, что может случиться, — это , они меня возненавидят».

«А что потом?»

«И что потом? Они будут меня ненавидеть, вот что, а я не хочу, чтобы меня ненавидели ».

«Они не будут ненавидеть тебя», — ответила она. Но потом она меня любила. Что она знала?

Я спросил другого друга и получил почти такой же ответ.Просто позволить другу прочитать эту историю было ужасно. Почему я даже подумал о том, чтобы прочитать его публично? Я все время говорил себе: Нет, , но начинал думать: Да, конечно. Я собираюсь прочитать эту историю, и это будет здорово. Публике это понравится, и радикальные лесбиянки начнут понимать мужчин по-новому, а их понимание и возможное прощение позволят мужчинам расти и лучше ценить и уважать женщин, и движение вырастет, женоненавистничество умрет, и мир и любовь будут безраздельно царить на земле.

Может быть, я немного забегал вперед. Но очевидно, что я решил прочитать на шоу «Близко».

В ту ночь я спал ужасно и проснулся взволнованным и наполненным новыми мыслями.

Однажды я дрочил, наблюдая за танцором, который всегда демонстративно игнорировал меня. Я ей просто не нравился. Обычно это портит мне жизнь, но ее тело было невероятным — длинным, стройным и сильным, с гладкой оливковой кожей, маленькой грудью и крошечными сосками в форме пуговиц.И конечно, ее отстраненность тоже была сексуальной. По какой-то причине она соизволила танцевать для меня в тот день с идеальным намеком на презрение в глазах.

Должно быть, я на мгновение перестал гладить себя и поднял руку к окну (я левша), потому что она заметила мое обручальное кольцо и сухо сказала: «Почему бы тебе не пойти домой и не трахнуть свою жену? ”

«Я сделаю», — ответил я скорее сердито, чем смущенно. Что вы хотите сказать? Я хотел сказать. Это две совершенно разные вещи.Я не пойду сюда вместо того, чтобы трахнуть свою жену. Но не было возможности обсудить сквозь толстый плексиглас разницу между сексом с супругом и мастурбацией, глядя на секс-работника. И, конечно, возмущенный танцор не заинтересовался бы подобным разговором.

Вместо того, чтобы оставить наказание, я накормил машину еще четвертью и продолжал дергаться, почти неистово. Каким бы расстроенным и злым я ни был, я вышел, глядя на ее задницу, надменно, почти насмешливо, покачивающуюся в такт.Это был единственный раз в моей жизни, когда я приходил в гнев.

Сегодня суббота, шоу, и я чувствую себя ужасно, мой живот завязан узлом. Днем я захожу к «Похотливой леди», надеясь облегчить свое беспокойство по поводу чтения рассказа о том, как дрочить стриптизершам, как дрочить стриптизершам. Sass там нет, и меня не возбуждает ни одна из других женщин, поэтому я захожу в видеобудку и смотрю порно, прыгая с канала на канал: женские тела, рот на члене, брызгают на него искусственно. увеличенная грудь.Мне нужно тянуть сильно и быстро, чтобы добраться туда, но в конце концов я испытываю слабый, судорожный оргазм. Мое беспокойство несколько уменьшилось, но оно усугубилось чувством вины и стыда.

Я иду домой и принимаю душ, надеваю пару старых шнуров и мою любимую винтажную рубашку на пуговицах — простой, неконфликтный наряд — и иду в театр с «Близко» и «красивыми» стихотворениями под мышкой. на всякий случай.

Большая толпа уже заполняет все стулья и выливается почти в коридор.Аудитория более разношерстная, чем я ожидал: возможно, 65 процентов женщин, может быть, 30 процентов из них в той или иной степени украшены кожей, цепями, пирсингом или сложными татуировками. А еще есть мои друзья и соседи, моя небольшая группа поддержки. Большинство из них тоже не представляют, что я буду читать, и меня беспокоит их реакция. Я передаю привет Г., который сообщает, что у меня запланировано чтение в конце первой половины. — Все будет хорошо, — говорит она. (О, как я ненавижу, когда люди так говорят.) Она говорит мне расслабиться и крепко обнимает, и я просто хочу раствориться в ее объятиях и исчезнуть.Я не сказал ей, что читаю, и начинаю представлять ее ярость и смущение, когда она слышит это, возможно, даже мое ритуальное вешание чучела в завершение вечера.

Среди читателей, которые продолжаются до меня, есть очень молодой, красивый, азиатский мужчина-гей и поэт-лесбиянка, которая не только одетая в кожу и сердитая, но и парализованная и к тому же в инвалидном кресле. Неистовая толпа громко поддерживает их обоих. А потом меня представляет Г.

Когда я выхожу на сцену, публика встречает меня, как я слышу, явно теплым.Я чувствую себя большим, мужским, прямым и неуклюжим. Кровь безумно приливает к моему лицу, как будто мне нужно было покраснеть, чтобы меня увидели. Я кладу свои бумаги на пюпитр, настраиваю микрофон, оглядываю комнату, бормочу «привет», спастично смеюсь и глубоко вздыхаю.

«Это рассказ под названием« Близко », — говорю я. Мой усиленный голос звучит очень громко. «Его . . . » Я подавляю желание объяснить или извиниться заранее. «Это дневник музейного охранника по имени Генри».

Я глубоко вздыхаю и оглядываю комнату в поисках дружелюбных лиц.Затем, когда я снова собираюсь посмотреть вниз, я вижу ее. Непостижимо, в дальнем левом углу комнаты, прислонившись к стене, находится никто иной, как. . . Sass. Я смотрю вниз, дважды моргаю, как будто в замедленной съемке, и думаю: Эй, я только что представил, что увидел Сассафраса в аудитории. Насколько это дурацкое? Я снова смотрю вверх. Она все еще там. Я этого не представлял. Она не может быть здесь, и все же она там, смотрит прямо на меня — я имею в виду, конечно, она смотрит прямо на меня. Куда еще она могла бы смотреть?

Ее присутствие на самом деле не так уж и невероятно.Сан-Франциско похож на маленький городок с его художественными сообществами. На самом деле, я знаю несколько женщин — писательницу, танцовщицу и начинающую академику, — которые работали в «Похотливой леди». The Lusty Lady всегда был необычным, радикальным стриптиз-клубом (это первый в своем роде клуб, принадлежащий рабочим), и, соответственно, он привлекает интеллектуальных, творческих сотрудников, многие из которых просто хотят попробовать раздеться, чтобы увидеть, на что это похоже. .

Так что встретить стриптизершу в моей жизни вне «Похотливой леди» не так уж и маловероятно.Но видеть Сасс в аудитории, когда я впервые собираюсь прочитать «Близко», не менее чем захватывает дух. Она моя идеальная эротическая танцовщица, моя мечта — и кошмар — зритель. Как бы я ни хотел, чтобы меня видели стриптизерши, я никогда не мог себе этого представить. Здесь она реальный человек в одежде, возможно, даже писатель вроде меня. Но и не столько на меня, сколько на женщин, перед которыми я так ужасно боюсь читать свою историю.

На мгновение я задерживаю дыхание и нахожусь на этой прекрасной мазохистской грани между изысканным удовольствием и почти невыносимым дискомфортом.Я начинаю задаваться вопросом, достаточно ли крови в моих ногах, чтобы удержать меня. Я ошеломлен, взволнован, меня тошнит. Я думаю про себя: Не сгибай колени. Я помню, как в детстве я маршировал на параде Дня Колумба, часами стоял и ждал в горячей шерстяной униформе, и мне сказали: Не сгибай колени. Вот тогда ты теряешь сознание. Итак, я немного сгибаю колени, смотрю на свои страницы и начинаю читать:

апрель. Погода становится теплее.На днях я шел домой после остановки и смотрел в окно старого офисного здания на West 52 ^nd , которое они выпотрошили и теперь превращаются в хранилище Sure-Guard. Наконец-то установили блестящие гофрированные шкафчики. Я посмотрел в окно и случайно оказался прямо перед номером 1354, который также является последними четырьмя цифрами моего номера социального страхования. Это может что-то значить. Или не. Иногда эти совпадения имеют значение.

Время от времени я смотрю на слушающих.Я не смотрю в задний левый угол. Примерно через страницу я делаю паузу, делаю глоток воды, выскальзываю из резкого образа Генри и улыбаюсь, как бы говоря: Эй, все, не забывайте: это Генри; Я Джейми. Я вспоминаю клишированный совет нервных ораторов — представьте публику обнаженной — и чуть не смеюсь вслух. Я чувствую себя более обнаженным, чем я себе представлял, что Sass когда-либо чувствовал себя передо мной.

Примерно на двух страницах я перехожу к самому сложному: «После работы я останавливаюсь в Вавилонской земле.«Мне кажется, что меня вот-вот замерзнет — или меня вырвет, — но я продолжаю читать:

Сегодня Надя там. Я кормлю машину дополнительным счетом и даю ей пять баксов через окно, хотя прикосновение стоит всего три. Я говорю ей «кайф», и она становится на колени, чтобы я мог дотянуться до нее. Я осторожно держу одну грудь левой рукой и дрочу правой. Мне нравится, какой он тяжелый. Грудь. Мне нравится, что она стоит на коленях, так что мы на уровне глаз. Мне нравится чувствовать вес, тепло.. . . Иногда она закрывает мое лицо руками и называет меня «малышка». Я знаю, что это игра, но все же это хорошо. «Детка, — говорит она, — мой милый ребенок». Я всегда забываю приносить салфетки.

Зрители смеются над строкой «салфетки», и я начинаю чувствовать прилив. Я становлюсь Генри, все глубже проникая в его резкий, тревожный голос. Последние страницы проходят с такой богатой, эластичной медлительностью, которой я никогда раньше не испытывал, ни на сцене, ни за ее пределами.

В конце «Close» Генри совершает для него нечто грандиозное: он проводит день с женщиной без перегородки из оргстекла между ними.Мне кажется, что я сломал некоторые собственные барьеры, читая его рассказ: я сделал для себя что-то трудное и монументальное, причем сделал это настолько ясно и честно, насколько мог. Я замечаю, что у меня замедляется пульс, меня охлаждает пот. История заканчивается, и я говорю спасибо.

Пауза, затем рев, публика начинает кричать, свистеть и хлопать. Мои аплодисменты, наверное, не дольше и не громче, чем у любого другого читателя, но для меня это похоже на абсолютный гром. Я еще раз говорю спасибо и ухожу со сцены.

G. объявляет антракт, и несколько человек, среди которых есть пара женщин, которых я так боялся обидеть, подошли, чтобы рассказать мне, как им понравился рассказ. Крутой и талантливый писатель говорит мне, что она «слышала много чуши на эту тему», но моя статья была «действительно неплохой», что, как я позже сказал, является ее высокой похвалой. И Г. еще раз обнимает меня и с гордой улыбкой говорит, что я отлично поработал.

Вдруг я вспомнил этот задний левый угол. Я оборачиваюсь и ищу Сасс, но ее там нет.Я осматриваю комнату, как Рокки, пьяный и шатающийся, ищу Адриана после большой драки. А затем, у двери, я замечаю знакомое лицо, и женщина, которую я знаю только как Сассафрас, одаривает меня милой лукавой улыбкой, поворачивается и уходит.

40-летие работника пип-шоу на Таймс-сквер вспоминает грязные дни — New York Magazine

Я работал на пип-шоу на Таймс-сквер с 1982 по 1995 год.В те времена, когда Таймс-сквер была кварталом красных фонарей, там можно было получить все, что угодно. Вы хотели с кем-нибудь встретиться, потрахаться, заработать деньги, получить кайф? Без проблем.

Здание «Шоу Уорлд» было , дворец заглядываний — каждый мастурбатор должен был туда пойти. Я начал работать в Show Follies, спутнике Show World, когда мне был 21 год. Это было мое академическое исследование. Полевые работы.

Вы должны начать как швабра. Его также называли скруббером для пены, тряпкой для спермы или щеткой для спермы.Пришлось быстро продезинфицировать будки, чтобы туда мог попасть другой парень. Клиенты потратили бы больше, если бы смотровая будка была чистой. Наш слоган был . Вы бросаете, а мы вытираем.

В такие места ходят не только парни в плащах. Каждый должен ответить на звонок. Многие мужчины хотят мастурбировать в обеденное время. Мы бы назвали это «упакованным ланчем». Мне не нужно объяснять это, не так ли? Один парень, руководитель, был одет в костюм-тройку. Он заходил в кабинку для девочек и очень изящно открывал свой портфель.Он достал розовую пачку, белые туфли, длинные перчатки и шляпку. Он все это надевал и говорил девушке: «Я Маленький Бо-Пип, и я потерял свою овцу». Он заходил туда и просто разговаривал с ней. Он просто хотел рассказать. Вот в чем все дело. Люди просто пошли рассказать.

Наверху были будки, в которых размещались Live Nude Girls. Было время, когда между девушками и покупательницами не было оргстекла. Но тут вошел парень и напал на девушку. На следующий день начальство вставило оргстекло.

Через некоторое время я начал давать живые секс-шоу с одной из девушек. В то время я был кассиром, и, думаю, она доверяла мне, потому что считала, что мне можно доверять деньги. Во всяком случае, она попросила меня устроить шоу. Возможно, вы думали, что неплохо занимаетесь сексом в разбитой постели, но на сцене? Перед людьми? Я был напуган до смерти. Но я думаю, мы были довольно хороши, потому что клиенты продолжали класть монеты и прижиматься лицом к стеклу.Иногда у меня было шестнадцать заказов в день. (Ничего подобного. Мой друг Вилли однажды давал 30 концертов в день в течение трех недель. Он был в долгу перед мафией.)

Но у меня была проблема. Я влюблялся в своих партнеров. Вы не можете так делать шоу. Последней девушкой, в которую я влюбился, была проститутка. Это меня расстроило, но такова была ее природа. Я ушел после этого. Вы не можете изменить людей.

Какое-то время я работал менеджером нудистских клубов — Pink Poodle, Dreams и Legz Diamond’s. Но у меня были проблемы с тем, что люди воровали, и в конце концов я ушел.Теперь я больше не возвращаюсь на Таймс-сквер. Слишком больно. Можете ли вы представить себе, если бы вы были американским индейцем и ваши племена были убиты напрасно? Если вы вернетесь туда, где были, когда это произошло, как вы можете не испытывать печали? Ваш народ систематически истреблялся угнетателями! В нашем случае угнетателями были корпорации. Они были твердо настроены уничтожить голубое пламя распущенности. Это был консервативный заговор, делавший Таймс-сквер полезной. Для меня чистота — особенно в районе Таймс-сквер — это то, что отвратительно.

Как рассказала Мара Альтман

Страница не найдена — Aseema

В марте 2020 года мы начали с выявления 600 семей, которые остро нуждались в продуктах питания и основных предметах домашнего обихода. Затем мы собрали средства в рамках нашей кампании «Вместе, мы можем!». При поддержке наших доноров мы смогли предоставить комплекты сухих продуктов для всех наших детей в Мумбаи и Игатпури.

Каждый набор включает 25 кг продуктов, включая рис, бобовые, сахар, соль, масло, мыло и т. Д.Наши социальные работники вместе с членами Комитета по управлению школами (SMC) создают эффективные цепочки поставок в свете ограничений, установленных изоляцией.

К настоящему времени мы завершили 5 раундов раздачи продуктовых наборов , охватывая прибл. 1800 семей и почти 10 000 человек в каждом раунде .

«После того, как несколько лет назад умер мой муж, я вернулась в родительский дом. И начала работать домашней прислугой, чтобы сводить концы с концами. Но когда объявили о карантине, я потерял работу.У нас нет сбережений. Мой отец работает подопечным в больнице Хиндуджа, но его дохода недостаточно для содержания нашей семьи из шести человек. Мы не можем просить помощи у друзей, соседей или родственников, так как эта ситуация затрагивает всех. Асима была нашим лучом надежды с самого начала пандемии. Они предоставили нам наборы сухих пайков, с помощью которых мы можем есть здоровую и питательную пищу. Мои дети также получили книги и канцелярские товары, и они очень рады продолжить обучение ». — Материнская компания

При вашей поддержке мы продолжим предоставлять рационы нашим детям и их семьям, тем самым обеспечивая семьям полноценную пищу, которая поможет укрепить иммунитет и оставаться здоровыми в разгар пандемии.Мы также будем раздавать одежду и сандалии в рамках гуманитарной помощи нашим маргинализированным общинам в Мумбаи и Игатпури, которые пострадали из-за пандемии и связанных с ней блокировок. Это приводит к потере средств к существованию для многих и приводит к отсутствию доступа к пище, жилью, медицинским учреждениям и другим предметам первой необходимости.

: пип-шоу Circa в Underbelly

Пип-шоу Circa в Подбрюшье. Фотография: « Другой Ричард

Сложно писать о зрелище.Я хочу сказать, что это как танцы об архитектуре. Но, может быть, это наивно. Я знаю множество современных танцоров, которые могли бы выразить городской пейзаж с помощью нескольких жестов. Но как вы описываете ощущение, когда вы наблюдаете, как кто-то превращает то, что выглядит почти промахом, в подвиг чистой физической грации?

Великий современный цирк заставляет меня тянуться к сравнениям и превосходной степени. Это заставляет ваше сердце прыгать в рот, ваш пульс учащается, щеки краснеют, и, как увлеченный ребенок на ярмарке, вы не можете оторвать взгляд от сцены.Даже когда у вас заканчивается ручка и вы должны делать заметки.

Circa представляет собой современный цирк. В один момент они, кажется, бросают вызов гравитации, биологии и здравому смыслу, а в следующий — изящно уравновешенный отрывок физической поэзии.

Их последняя постановка, Peep Show , очень похожа на произведение современного танца. Во-первых, это полностью хореография.

Многие цирковые представления имеют структуру, похожую на мюзикл. В начале есть своего рода увертюра, за которой следует ряд действий, которые прерываются короткими сценами или сценками.Отдельные выступления могли репетироваться индивидуально, а затем объединяться по теме, перемежаться короткими переходами или замаскированы клоуном.

Circa, не делайте этого. Их структура функционирует как опера. В том смысле, что он полностью спет или, скорее, танцует. Поставлен от начала до конца, так что вы не знаете, откуда начнется следующий акт, поскольку шоу меняется от одного момента к другому.

Это не сериал, связанный с сюжетом или персонажем.Там может быть сверкающий серебряный занавес, но не в стриптиз-клубе. Тема «смотреть и быть увиденным» является его частью, но выражение исполнителей этим не ограничивается.

Главное событие — физическое красноречие исполнителей. Обручи, жонглирующие мячи, трапеция и веревка — все это краткие эпизоды, но не о них. Они всего лишь средства выражения.

В центре внимания семь тел, изгибающихся вместе, иногда в ритме, иногда не в такт, всегда элегантно описывающих серию неотразимых движений, которые постоянно расширяют физическое повествование.

В этом спектакле тоже много подъема. Часто поднимает партнера на плечи, берет друг друга за ноги с такой легкостью, как если бы они трясли их за руку. Когда они оказываются там, и часто рядом с ними в том же положении находится другая пара, акробат на плечах наклоняется к полу, как Майкл Джексон в Smooth Criminal . Они наклоняются ровно настолько, чтобы вы могли подумать, что их голова может коснуться пола. Затем в последнюю минуту они прыгают, как американские горки, попадая в изгиб петли петли, и вкручивают свое тело в перекат вперед, достигая края сцены, на двух ногах, как ни в чем не бывало.

Трудно описать чувство возбуждения, которое они создают. Он вызывает привыкание, и Цирка знает, когда дать вам его, точно настроено. К тому же все это происходит так быстро, что к тому времени, как опускается занавес, вы задаетесь вопросом, не вообразили ли вы все это целиком. Я смотрю в свой блокнот, но на странице ничего не написано. Моя ручка закончилась, но, опять же, у меня не было времени делать заметки.

Circa’s Peepshow будет работать до 18 августа 2018 года в Underbelly на Саутбэнке.Щелкните здесь для получения более подробной информации.

Обзор Peep Show: свадьба, новые соседи по квартире и сок? В этой последней серии грядут перемены | Пип Шоу

Это было давно. Фактически, три года, с момента выхода последней серии Peep Show (Channel 4). С тех пор как все это началось, они — Митчелл, Уэбб, писатели Бейн и Армстронг — стали более занятыми и успешными, создавая, воспроизводя и т. Д.

Где мы были тогда? О да, Джереми наткнулся на девушку Марка, Добби, и она сбежала в Нью-Йорк.Итак, Джереми испортил жизнь Марку. На самом деле, конечно: они все время губят друг друга, заперты в неловких мужских объятиях взаимного отвращения, но не могут отпустить, каждый тащит друг друга в свою маленькую частичку ада.

Всего шесть месяцев прошло по времени Peep Show. Они — Марк и Джереми — воссоединились для мальчишника Супер Ганса. Какие? Супер Ганс успокаивается, женится на настоящей женщине, а не на наркотическом веществе? Это просто смешно. Представьте, если бы он тоже произвел потомство и стал чьим-то отцом! (Ой, подождите, он — близнецы! Он все время говорит о близнецах … собственно, где близнецы?) Ну, по крайней мере, олень должен быть хихиканьем, последним порывом разврата…

Нет! Он проходит детоксикацию к свадьбе.Они только делают — и только говорят — сок. Трезвый Ганс. Как говорит Джез, олень — это «одна партия с рейтингом PG, с оценкой Диснея. Какой? одобренная журналами, защищенная от детей, сраная хрень с высоким содержанием витаминов ». Ну, минут пять, пока неизбежно расслоение не рассыпается; они делают небольшой глоток лагера, просто чтобы смочить свисток. Потом еще, и следующее, что вы знаете, они все в туалете, поют грязные песни, Джереми бьет официантку, хорошо насвистывает и как следует промокший. Вернемся к нормальному состоянию, а затем снова в квартире Супер Ганса, где сейчас живет Джереми, в ванной.«Я имею в виду, что это не дворец номер один в Гайд-парке, но он меня полностью устраивает, — говорит Джереми. Пока Ганс не зайдет в Гайд-парк, номер два, так сказать, в спальню / кухню Джереми. Тогда это противно.

Супер Ганс Мэтта Кинга всем нравится, верно? Один из комедийных персонажей / спектаклей прошлого века с Мишель Гомес в «Зеленом крыле». Мы надеемся, что в остальной части сериала он покажет столько же, сколько и в этом эпизоде. И что он откажется от этой чепухи.

У Марка тоже есть новый сосед по квартире, из того банка, где он теперь вроде как работает. Он позвонил Джерри, чтобы еще больше обидеть Джереми. «Я новенький, ты стал лучше», — злорадствует Джерри Джереми. «Гребаный придурок», — так Джереми называет Джерри. Это как раз то, что нужно: Джерри увлекается Уильямом Моррисом, парнем из социалистов по обоям, и читает книги. Что за TFA!

Итак, Джерри против Джереми в борьбе за расположение Марка (свободная комната). Победитель будет только один, особенно когда появится Супер Ханс, который хочет, чтобы Джереми вылез из ванны или его брак разорится еще до того, как он начнется.Между прочим, прелесть от Тима Ки в роли Джерри, пока он продержался.

Тогда все снова, Марк и Джереми, для одной последней серии. Они ничего не могут поделать, их неумолимо и неизбежно тянет вместе. За взаимным разрушением, ссорами и мерзостью скрывается взаимная зависимость, крошечный тлеющий огонек искренней теплоты, товарищества, — шепотом — настоящей дружбы.

Тоже намек на правду; Может быть, у вас есть немного похожая дружба, отношения или брак? Нет? Я вижу в себе довольно много и того, и другого, что вызывает беспокойство.Даже если вы не узнаете в них себя, вы узнаете их особые отношения, с которыми, возможно, когда-либо действительно соперничали — в телевизионных комедиях — Бивис и Баттхед.

Есть много других, более мелких истин. Мол, вечер без выпивки и телевизора — очень долгий вечер. И все ненавидят футоны. Вы не делаете? Да, черт возьми, все делают. И они нерушимы, поэтому они здесь навсегда.

Это и грустно, и правильно, что это последняя серия Peep Show.Печально, потому что это было гениально, по-настоящему оригинально, очень забавно, но как-то немного мудро и временами даже трогательно. Тоже самое для своего времени, с его вуайеризмом, мерзостью, мыслями вслух и точкой зрения, эгоцентризмом и самовнушением, до такой степени, что можно сказать, что он захватил целое поколение. Вот почему правильно, что это подходит к концу; это время не продлится вечно, поколение подрастает; даже Супер Ганс, может быть.